Том 1. Двенадцать стульев - Страница 158


К оглавлению

158

Если бы писатели наделили Персицкого способностями удачливого детектива, в конце концов разгадывающего тайну стульев, – вероятно, действие романа пошло бы по иному пути. Но этого не случилось. Впоследствии сюжет и композиция романа тоже не претерпевали изменений. Однако, сравнивая рукописный вариант с журнальным, публиковавшимся в «30 днях», и первое отдельное издание книги с последующими, отмечаешь некоторые существенные разночтения. Дело в том, что при публикации романа в журнале авторы сделали ряд сокращений и поправок, учтя, по-видимому, замечания одного из тогдашних редакторов «30 дней» В. А. Регинина. Об этом упоминает Петров в своих записях «Мой друг Ильф»: «Регинин, который всегда требовал вычеркнуть одну строчку и приписать одну страницу». Готовя роман для отдельного издания (ЗИФ, 1928), авторы восстановили многие купюры, возвратив, однако, в книгу наряду с существенным и малозначимое – некоторые непритязательные остроты и шутки. Для второго издания (ЗИФ, 1929) Ильф и Петров уже более взыскательно «почистили» текст. Не случайно именно этот отредактированный авторами текст воспроизводился в последующих изданиях «Двенадцати стульев» без существенных изменений. Перечислять все исправления и сокращения, делавшиеся авторами для журнала и для отдельных изданий романа, нет необходимости. Важно уяснить самый характер поправок. Восстанавливая или сокращая, Ильф и Петров заботились об усилении сатирического звучания книги, устраняли длинноты и повторы, которые только замедляли действие и ослабляли художественную целостность романа.

В главе «Безенчук и „нимфы“» был эпизод с переписчиком Сапежниковым, сослуживцем Ипполита Матвеевича по загсу. Во время обычного получасового перерыва на завтрак Сапежников непременно начинал всем уже досконально известный цикл охотничьих рассказов, смысл которых сводился к тому, что на охоте не только приятно, но и необходимо пить водку. История Сапежникова есть в рукописи романа, исчезает в «30 днях», снова появляется в первом издании книги и окончательно исключается во всех последующих. Писатели вычеркнули ее из романа, найдя юмор легковесным. Это был тот «комический орнамент», от которого Ильф и Петров решительно отказывались, по мере того как возрастала их требовательность к своему творчеству. По тем же мотивам из главы «Алфавит „Зеркало жизни“» во втором издании была снята история 102-летней бабушки архивариуса Коробейникова, исключенная при публикации романа в журнале и восстановленная по рукописи в первом издании книги. Понадеявшись обогатиться «за счет госстраха», Варфоломеич застраховал бабушку на крупную сумму, а она умерла в тот самый год, когда Варфоломеич, отчаявшись, перестал платить за нее взносы.

Начиная со второго издания романа, из главы «Автор „Гаврилиады“» исключается история несчастной любви голубоглазой девушки Клотильды и халтурщика скульптора Васи. Снимается и следовавшая за этим рассказом глава «Могучая ручка. Золотоискатели». В ней говорилось о том, как Никифор Ляпис, услышав от Персицкого рассказ о «сект€ похитителей стульев», немедленно принялся сочинять с двумя другими халтурщиками оперу «Луч смерти» – о таинственном изобретении, чертежи которого запрятаны в стулья. В опере по ходу действия должны были появляться «фашисты, самогонщики, капелланы, солдаты, мажордомы, техники, сицилийцы, лаборанты, тень тов. Митина (изобретателя луча смерти. – Б. Г.), пионеры и др.». Не в пример предыдущим эти эпизоды остросатиричны. Они были в рукописи, в журнале и в первом издании книги. Почему же в таком случае они не выдержали строгой проверки при подготовке второго издания романа? По-видимому, писатели нашли, что рассказы о невежественных халтурщиках заняли много места в «Двенадцати стульях» и порой начали даже повторять друг друга.

Описание рабочего дня сотрудников газеты «Станок» (глава «Курочка и тихоокеанский петушок») со второго издания печатается без сцены мистификации редакционного фотографа. Осталась только фраза: «Репортер Персицкий деятельно готовился к двухсотлетнему юбилею великого математика Исаака Ньютона». Вслед за этим в рукописи, в журнальном варианте и в первом отдельном издании романа следовал рассказ, как весельчак Персицкий с серьезным видом поручал фотографу заснять Ньютона: «И, пожалуйста, не за работой. Все у вас сидят за столом и читают бумажки. На ходу снимайте. Или в кругу семьи». На что обидчивый фотограф отвечал: «Когда мне дадут заграничные пластинки, тогда и на ходу буду снимать». Однако эта сцена ослабляла комический эффект другой сцены, в которой Персицкий высмеивает Никифора Ляписа. Один и тот же прием «работал» дважды. Вероятно, поэтому проходной для романа эпизод с невежественным фотографом писатели сняли.

Но есть в рукописи романа страницы, отсутствовавшие в журнальном варианте. Ильф и Петров восстановили их в первом отдельном издании и сохранили при всех последующих публикациях «Двенадцати стульев». Это рассказ Остапа о гусаре-схимнике. Это глава «Зерцало грешного», знакомящая нас с биографией отца Федора Вострикова. Для характеристики священника церкви Фрола и Лавра важно и существенно, что на всех этапах его гражданской и духовной карьеры в «зерцале» неизменно отражался стяжатель.

В главе «Где ваши локоны?» авторы восстановили описание прогулки Ипполита Матвеевича по улицам Старгорода. Отсутствовала в журнальном варианте также и глава «Дышите глубже: вы взволнованы!»

Не удивительно, что без таких эпизодов журнальная публикация романа выглядела бледнее всех последующих.

158